Я склоняюсь над ней и потираюсь возбужденным членом между ее ног, заставляя Марину впиться пальцами в мои плечи и раскрыть губы.

— Она здесь, с тобой, милая. Чувствуешь?

— О господи, Ярослав… Откуда ты только берешь силы! Я же видела, как тебя измотал кросс. Да еще драка!

— На тебя моих сил точно хватит. Хочу видеть тебя, Марина!

Я ложусь на спину и притягиваю ее на себя, усадив на бедра.

Она смотрит расслабленно, волосы рассыпались по груди и плечам… Я отвожу их на спину, спуская руки по ее предплечьям. Глажу ноги, без стыда забираясь ладонями под сорочку, и ловлю себя на том, что затаил дыхание. Смотрю на Марину, и в какой-то момент мы замираем оба, когда она вдруг проводит рукой по моим волосам на виске и спускает ладонь на щеку. Но, встретив мой взгляд, сжимает пальцы, убирая их от лица.

— Только не спрашивай меня, о чем я думаю, раз поймал.

— Не буду. Разденься!

Она секунду ждет, но отнимает от меня руки и снимает сорочку через голову, вновь рассыпая вокруг себя волнистые пряди. Я тут же накрываю ее груди своими ладонями.

— Тебе не холодно?

— Нет.

Провожу большими пальцами по темно-розовым соскам, ощущая их упругость и разбуженное желание, и спускаю ладони ниже, под грудь, пробуя ее приятную тяжесть. Слушаю, как бьется у Марины сердце и как высоко она дышит…

— Ты такая красивая, — вновь говорю, больше не удивляясь себе. Слова срываются сами.

— Обычная.

— Нет, ты очень красивая, королева. Если бы я умел сказать лучше, я бы сказал.

— А если бы не была? Что бы это изменило для нас?

Теперь я задумываюсь, прежде чем ответить.

— Ничего. Я тебя всегда хотел. И тогда, когда ты была Мышью. Ты смогла меня зацепить с первой встречи. Каждый день представлял, как нагибаю строптивую гордячку-жену, раз и навсегда отучая мне сопротивляться…

— Борзов, как это у тебя получается? Я сижу на тебе голая, но у меня от смущения краснеют уши.

— Это еще не все. Продолжение всегда было интереснее.

— О, кажется, я догадываюсь, в какой позе ты заставлял вымаливать у тебя прощение.

— Тебе нравилось. Ты всегда впечатлялась.

Жаль, что я так редко слышу ее смех.

— Даже не сомневаюсь!

— И просила тебя приласкать. Вот здесь!

В спальне разбросаны вещи и мебель, где-то в прихожей на полу остались лежать драгоценности… Но нам сейчас нет дела ни до брошенных бриллиантов, ни до хаоса, который посеяла моя прошлая жизнь. Ни до мира Стального Босса. В этой спальне мы по-настоящему одни и наедине друг с другом.

У меня сильные руки, а жена весит всего ничего. Я обхватываю ее тонкую талию и поднимаю над собственной грудью, приближая к себе.

— Ярослав! — Марина взмахивает руками, но я командую:

— Обопрись о стену! — прежде чем отрываю голову от подушки и касаюсь ее горячим языком между разведенных ног. Жадно повторяю ласку, встречая болезненную пульсацию в собственном паху. Припав губами, слышу, как она, охнув, выгибается. Пробует свести бедра, но в таком положении она полностью открыта мне, и я не собираюсь ее отпускать. Глубже ласкаю нежную плоть, обхватываю губами до тех пор, пока она не начинает, постанывая, двигаться надо мной…

— Яр-р! — вдруг призывно шепчет с таким мягким выдохом, что я едва не кончаю от этой ее мольбы.

Сейчас мы либо кончим вместе, либо я сойду с ума.

Я опускаю ее, разворачиваю к себе спиной и ставлю коленями на кровать. Встаю сзади, пока еще могу мыслить. Она послушно прогибается под моей рукой, стягивает пальцами простынь, опуская стройные лопатки, когда я вхожу в нее на всю длину, ударяясь бедрами. Прижимаюсь пахом, сжимая зубы от удовольствия и ее тесноты.

— Королева, скажи еще!

— Я-яр!

— О господи, Марина… Маринка… ты убиваешь меня!

Я спускаю ногу с кровати, сам наклоняюсь и целую ее спину. Ласкаю грудь. Мы оба уже близки, желание вот-вот готово разбиться между нами, и я выдыхаю, ударяясь в нее и касаясь пальцами клитора:

— Сожми меня…

Чертыхаюсь, когда уже от удовольствия, а не от злости, темнеет в глазах. Слышу, как Марина сама в оргазме бьется подо мной. Хватает ртом воздух и затихает, упав лбом в постель, рассыпав волосы и протянув перед собой руки…

— Какой ракурс. Ну и задница у тебя, Борзова, — правдиво восхищаюсь, игриво куснув ее за оттопыренную ягодицу. — Так бы и съел!

— О, нет, — слышу ворчливое, но сытое. — Даже не думай, Ярослав! Никогда!.. Господи, — она удивленно шепчет, — что ты со мной сделал? У меня нет сил даже встать.

Ответ вдруг находится, неожиданный для меня, когда я, улыбаясь, поднимаю ее на руки, собираясь унести в душ. На сегодня с нас точно хватит, а там посмотрим!

— Любил тебя, жена.

Позже, когда мы уже засыпаем в темноте, и голова Марины лежит на моем плече, я все-таки решаюсь ей признаться, что близок к покупке дома и даже нанял риэлтера, но не знаю, на каком выборе остановиться.

— Какой бы ты хотела?

Она не спешит отвечать, мне уже кажется, что уснула, так тихо шелестит ее дыхание, но я все-таки слышу:

— Не знаю. У меня никогда не было своего дома. Обычный, наверное.

— Но ты же наверняка мечтала.

— Мечтала… когда-то. Но больше не хочу заглядывать в будущее.

— Обычный какой? — я закидываю руку за голову. — В два этажа или один? С верандой или без? С видом на лес или на горы? Или, может, ты хочешь возле реки? С участком под сад? Или лучше в городской черте?

Я вдруг чувствую, как ее пальцы накрывают мои губы.

— Борзов?

— М?

— Купи дом, в котором бы ты хотел родиться. И давай спать.

Глава 23

Рабочий день в офисе начинается, как обычно — с привычной суеты и разговоров.

Мы собираемся с ребятами на короткое совещание в кабинете у бизнес-менеджера и уточняем план задач на сегодня. Определив их, расходимся по рабочим местам и занимаемся каждый своим делом. Так проходит пара часов или больше, я сосредоточено тружусь за компьютером над распределением элементов макета в модульной сетке, и привычно не замечаю короткое отсутствие Максима.

Он возвращается с круассанами для перекуса, не дотерпев до обеда, и плюхается в свое кресло за соседним столом, открывая бумажный пакет.

— Марин, будешь? Смотри, сегодня с шоколадом. Я три взял, могу одним поделиться!

Я давно привыкла к аппетиту друга, поэтому отпускаю смешок, не отрываясь от работы:

— Ну ты и сладкоежка, Зощенко. А впрочем, давай! — неожиданно соглашаюсь.

— Тогда чур кофе делаешь ты! — не теряется Максим. — А я пока разберусь с правками от Дениса. Идет?

— Ладно.

Я встаю из-за стола и иду делать кофе. Вернувшись в кабинет, угощаюсь у друга круассаном и останавливаюсь у окна — я часто здесь стою, чтобы немного размять ноги и подумать над рабочим процессом. Откусив от рогалика кусок, делаю глоток, обдумывая концепцию вида сайта… и вдруг понимаю, что этот кусок у меня буквально встал в горле, а затем в желудке, заставив почувствовать себя нехорошо.

— Зощенко… Ты где их взял — эти круассаны?

— В буфете фойе, а что?

— Да так, ничего, — я хмурюсь, откладывая угощение на салфетку. — Кажется, несвежий попался. Вкус какой-то странный — несъедобный.

— Нормальный вкус — шоколадный, — удивляется Максим, успев справиться с первым круассаном и половиной большой чашки кофе. Пожав плечами, он ловко достает из кармана рюкзака пакетик снека и подкидывает на ладони. — Если не нравится, возьми вот это. Я купил хрустящий копченый сыр со вкусом краба — объедение! Только мне оставь половину, а то еще дуба дам с голодухи!

Но Максим точно не умрет с голода. Во всяком случае, не сегодня.

Едва я слышу «копченый» и «краб», мне разом становится дурно. Да так, что приходится схватиться рукой за подоконник и отступить. К горлу подкатывает тошнота, и я искренне выдыхаю:

— Фу!

— Ты чего, Марин? — изумляется Максим.

— Ничего. Просто убери это от меня, пожалуйста!